«Говорили, что команда была разделена на множество кланов. Могу добавить, что, возможно, ошибкой было иметь в окружении слишком много командующих: Карраро, Франки, Аллоди»
Италия-Гаити, шестьдесят девятая минута: самая долгая в истории «адзурри» для Джорджоне «Лонг Джона» Кинальи, центрфорварда чемпионской «Лацио» и той сборной Италии, которая в 1973 году впервые покорила лондонскую святыню Уэмбли. Команда Валькареджи с трудом переваривает скромного центральноамериканского соперника в стартовом матче Чемпионата мира. Бесчисленные ошибки в атаке, маленький гаитянский вратарь Франсийон, который отражает всё, а когда не отражает – его настигают неточные удары наших. Затем холодный душ – гол от неизвестного Санона, корейский кошмар, рассеянный благодаря камбэку, организованному игровым ходом Риверы и автоголом Огюста. И в этот момент…
Вот воспоминания покойного Кинальи:
«Валькареджи решил заменить меня на Анастази. Меня это совсем не вдохновляло, я думал, что они хотят сделать из меня козла отпущения за неудачный день. Да, мы упустили кучу голевых моментов, но я точно был не более виноват, чем остальные. Как бы то ни было, я каким-то образом принимаю решение и начинаю уходить с поля. И вдруг, взглянув на скамейку, замечаю, что все мне аплодируют. Нет, это уже слишком. Я подумал, что это издевательство, и реакция вышла спонтанной: я поднял руку, но не для непристойного жеста. Я лишь покачал ею, как бы говоря: оставьте, уйдите с глаз долой».
А на самом деле разразился настоящий скандал. Тот забег Кинальи в сторону раздевалок мюнхенского стадиона вошел в скромную легенду «адзурри» как один из самых громких актов неповиновения.
«Меня неправильно поняли. Простой знак раздражения был воспринят как непристойный жест, как проявление вульгарности, почти как оскорбление флага и родины. Ничего более далекого от истины, но тогда мне пришлось почти беспомощно наблюдать за волной полемики, которая обрушилась на меня. Даже бедный Маэстрелли, мой тренер в «Лацио», приехал успокаивать меня, но я был абсолютно спокоен».
Бунт Джорджоне Кинальи стал лишь символическим образом неудачной экспедиции, возможно, потому что она родилась под слишком оптимистичными предзнаменованиями.
«Мы прибыли в Германию как фавориты. Два года мы не проигрывали ни одного матча, а Дзофф удерживал невероятный рекорд непробиваемости. К тому же мы покорили Уэмбли, победили Бразилию. Короче говоря, этого было достаточно, чтобы вскружить голову. Остальному способствовала неприятная атмосфера предмундиального сбора. По соображениям безопасности мы жили практически изолированно от остального мира. Единственным контактом был контакт с журналистами, и, конечно, это не могло быть расслабляющей встречей…»
Сожаление всё ещё пронизывает слова Кинальи.
«Говорили, что команда была разделена на множество кланов. Могу добавить, что, возможно, ошибкой было иметь в окружении слишком много командующих: Карраро, Франки, Аллоди. Но реальность такова, что если бы мы не вылетели в первом раунде по разнице забитых и пропущенных мячей, мы могли бы на восемь лет раньше совершить чудо, которое удалось «адзурри» Беарцота в Испании. Рива, Ривера, Капелло, Маццола, Каузио: мы были очень сильны, сильнее всех. Но у нас не было времени это доказать. Было бы достаточно каким-то образом выйти во вторую фазу, и там, я уверен, группа бы сплотилась и совершила великие дела. Жаль. Короче: неприличный жест я бы повторил, остальное – нет. Особенно хотел бы вернуться назад, чтобы забить пару лишних голов Гаити: тогда бы меня не заменили, и Италия бы квалифицировалась…»