В четыре часа дня «Паблито» вышел на арену Удине, чтобы доказать не только другим, но и самому себе, что два года несправедливого изгнания с футбольных полей вернули его полноценным игроком в «Ювентус» и национальную сборную.
Место: Удине. Дата: 2 мая 1982 года. В тот далекий день на стадионе «Фриули» с атмосферой большого праздника, какую умеет создавать только провинция в особых случаях, Паоло Росси официально вернулся на поле после двухлетнего отсутствия из-за дисквалификации по делу «Кальчоскоммессе» и в течение четверти часа (как раз достаточно времени, чтобы стряхнуть с себя волнение от своего имени, объявленного через громкоговоритель, насладиться с закрытыми глазами сладостью аплодисментов, тут же смягченной опекой Гальпароли, и отправить впритирку со штангой прострел от Ширеа) сумел изгнать всех своих призраков.
Тех самых призраков, которые, чтобы было понятно, постоянно сопровождали его с 18 мая 1980 года, когда Дисциплинарная комиссия обвинила его в подтасовке результата матча «Авеллино-Перуджа», и его два гола — для него, отождествлявшего свою человеческую реализацию именно во вспышке забитого мяча — превратились в безжалостных обвинителей и, как абсурдный бумеранг, принесли ему три года дисквалификации, позже сокращенные до двух в апелляционном суде.
Вот так с тех пор Паоло Росси вышел на цыпочках и с опущенной головой из прекрасной сказки, начавшейся на аргентинском Чемпионате мира 1978 года, когда для всего мира он стал «Паблито», и вместо этого вошел в тревожное измерение, которое он сам, провинциальный парень, лишь поверхностно превратившийся в столичного жителя, болезненно переживал как одиссею, в которой надежда на реабилитацию, часто обещанную, но никогда не предоставленную, неизбежно растворялась в разочаровании (ни товарищеских матчей, ни благотворительных игр — словом, ничего), а затем разочарование переходило в гнев от ощущения себя изгоем. Или, что еще хуже, почти подпольным жителем своей собственной жизни.
НАКАНУНЕ ВЕЛИКОГО ВОЗВРАЩЕНИЯ: исповедь чемпиона
Накануне своего большого возвращения, со смирением подлинных чемпионов, которые, возможно, именно в страхе неудачи в конечном счете находят главную пружину своего успеха, он исповедовался перед журналистами такими словами:
«Официально я говорил себе, что все пройдет, но на самом деле в эти два года я чувствовал себя почти двойником самого себя. Это было как смотреть на фотографию, сделанную неизвестно когда, и не узнавать себя. И в те дни только гнев помогал мне оправдывать мои тренировки, которые становились бесконечными, потому что они никогда не воплощались в настоящий матч. С гневом, да, но также с гордостью обычного человека, который не хочет чувствовать себя изгоем».
В ПРЕДДВЕРИИ
Другими словами, Паоло Росси прожил два года ментальный процесс, обратный тому, который официально утвердил его чемпионом сначала в «Виченце», а затем в «Перудже». Тогда были восхитительные дни: благодаря ему провинциальная команда соперничала с грандами, вся команда играла на его голы, а Фарина позволил себе роскошь отказать «Ювентусу». Во время дисквалификации, напротив, Росси пришлось начинать с нуля, восстанавливаться и прежде всего находить себя заново. И хотя с трудом, он сумел держаться, найдя правильную алхимию в рецепте, состоящем из всего понемногу: гнева, изумления, возможно, даже стыда, и надежды.
Но в основном он нашел «Ювентус» и ювентини. И со смирением, в Турине, человек «самоустранился» от персонажа, став даже временным запасным для Джузеппе Гальдеризи, тогда девятнадцатилетнего центрфорварда молодежной команды.
«Только благодаря «Ювентусу» моя жизнь в этот период не изменилась. Именно живя вместе с товарищами по команде, я смирился с тем, что со мной произошло, и даже смог представить себе нормальную жизнь с дипломом бухгалтера вместо футболки национальной сборной и женитьбой на Симонетте».
Трудные дни и месяцы, следовательно, особенно внутренне. Затем навязчивое сожаление о мяче, готовое разрывать его каждый воскресный полдень, в изнурительной череде провокационных интервью и украденных обещаний, тут же опровергаемых только из скромности на следующий день. И к обычному припеву о «Ювентусе» и национальной сборной, ожидающих его чудес.
«Я знаю, что люди будут ожидать от меня многого, но я усвоил урок и чувствую себя лишь одним из многих. Сейчас мне достаточно знать, что я наконец могу вернуться на стадион с высоко поднятой головой, потому что мое наказание закончилось. Что же касается моей роли футболиста, я первый, кто боится: после двух лет, самый скептически настроенный к Паоло Росси — это я сам».
Всё это всегда говорилось вполголоса, с постоянным воспоминанием о темных днях, о унижении и с сожалением, которое часто растворялось в отчуждении. Но всегда с гордостью избегая легкого компромисса жертвенности и прощения.
ДЕБЮТ
В этих качелях, таким образом, Паоло Росси исчерпал свой обратный отсчет в четыре часа дня воскресенья 2 мая 1982 года и предстал перед своей «защитой диссертации». Главным образом, чтобы защититься против своих страхов и одиссеи, упомянутой в начале, но в действительности Удине при его выходе на поле была вся с ним, и пролог увидел сорок тысяч зрителей, аплодирующих его официальному возвращению. Президент «Удинезе» Мацца (который по случаю на мгновение забыл о своих профсоюзных проблемах с рабочими Zanussi) и мэр Удине Кандолини (христианский демократ и владелец одноименных ликероводочных заводов) дали ему «ля», и он, маленький великий человек, поблагодарил их по-своему. Снова играя так, как умел играть Паблито.
Возможно, он вспомнил обещания, данные утром по телефону жене Симонетте из тренировочного лагеря в Тричезимо, возможно, вспомнил ночные разговоры с Тарделли, с которым делил комнату 211 в отеле «Боскетти», возможно, искал среди сорока тысяч родителей и брата Россано (который мальчишкой тоже попытал счастья в футболе в молодежной команде «Ювентуса» в те времена, когда Итало Аллоди был подчиненным Бониперти), приехавших из Прато.
Затем произошла метаморфоза вчерашнего чемпиона, и после нескольких неуверенных моментов он отдал Кабрини пас для гола 2-1, а во втором тайме, когда прошло всего две минуты игры, пришел освобождающий гол. Штрафной удар Брэйди с правого угла, казалось, был предназначен для головы Тарделли, но он с отчаянным эгоизмом силой оттолкнул товарища и забил мяч, которого ждал (и прокручивал в одиночестве в повторах памяти) 735 дней. Целую вечность. Удар головой, который для него стоил целой жизни. Даже больше. И в его беге к трибунам было всё это.
«Это было, как будто я родился в тот момент, я даже сам не знал, что делаю. В тот момент не было болельщиков «Ювентуса» или «Удинезе», а только люди, которые снова мне аплодировали».
ДРУГИМИ СЛОВАМИ, ЭТО БЫЛ КОНЕЦ КОШМАРА
Другими словами, это был конец кошмара. И аплодисменты, сопровождавшие его рывок к трибунам, еще раз объяснили, что его страх был и нашим страхом – страхом больше не увидеть прежнего национального Паблито.
В тот день на трибуне стадиона «Фриули» присутствовал также Энцо Беарцот, тренер сборной, который вскоре должен был огласить список 22 игроков для испанского Чемпионата мира. В момент его гола, как в россиниевском крещендо, Веккьо был первым, кто встал на ноги и зааплодировал своему вновь обретенному герою.
«Паблито прошел испытание с отличием, – прокомментировал тренер на трибуне, – продемонстрировав, что он чемпион, но прежде всего он показал, что он человек: он смог выдержать в самый тяжелый момент своей карьеры, а это прерогатива великих футболистов».
Но Паоло Росси не слышал похвалы Беарцота: он попросил Трапаттони заменить его менее чем за полчаса до финального свистка арбитра Д’Элиа и готовился отправиться в Виченцу. Симонетта ждала его в ресторане «Иль Поццо», чтобы заново пережить, только они вдвоем, старые и новые моменты их первой встречи, их свадьбы и их победы над жизнью. Той победы, что была самой трудной, но прежде всего прожитой полностью с восхитительным достоинством и профессионализмом.